К другим статьям
Виктор Александрович Болотов в Википедии назван «отцом ЕГЭ». Действительно, на посту заместителя министра образования он занимался и экспериментом, и внедрением экзамена по всей стране. Став руководителем Рособрнадзора, перевел ЕГЭ в штатный режим. В то время, кстати, его помощником был и нынешний министр просвещения Сергей Кравцов. В последние годы Виктор Александрович, будучи академиком РАО, продолжает заниматься вопросами, связанными с оценкой качества образования. Главный редактор Педсовета Сергей Сафронов поговорил с одним из главных реформаторов образования о плюсах и минусах цифровизации, бюрократизации, аттестации учителей и ВПР.
Фото из личного архива.
«Цифра» и критическое мышление
— Виктор Александрович, вам вообще нравится все, что сейчас происходит в образовании или нет?
— Однозначного ответа нет. Конечно, мне не нравится, что в условиях пандемии школьники и студенты потеряли в возможность личного контакта и друг с другом, и с преподавателями. Российские и зарубежные исследования показали, что это негативно влияет на самочувствие, и, следовательно, на академические результаты.
Есть и плюс от этой ситуации: мы четко поняли, что цифровые технологии — вполне рабочие инструменты и обнаружили свои дефициты.
Например, благодаря периоду самоизоляции, я научился правильно держать паузу. О чем-то рассказываю на вебинаре, а потом говорю: «Теперь в чате жду от вас комментариев по этому поводу». Вроде простой навык, но очень важный, чтобы поддерживать интерактив в удаленном режиме. Вообще говоря, работе с микрофоном, камерой, презентациями на экране — всему этому тоже надо учиться.
— Многие учителя говорят: «Дистант — вынужденная вещь. Пока пандемия — приспособимся, а зачем дальше-то эта «цифра»?
— Джин из бутылки выпущен, обратно его не загонишь. Попробуйте отобрать у детей их гаджеты. Или у нас, взрослых: умрем, но не отдадим.
Значит, надо найти им достойное применение. Гаджеты имеют огромное значение при работе с информацией. Я могу, используя компьютер, например, развивать критическое мышление у ребенка. Интернет — мусорная куча, там есть все: и правильное, и неправильное. Поэтому задания найти что-то, а потом отобрать и скомпоновать информацию отлично формируют у учеников аналитический навык.
В интернете куча сервисов, позволяющих проверять знания формул, правил и т.д. Когда ты выполняешь на экране какие-то задания, то тут же получаешь ответ. В хороших программах тебе еще твои пробелы показывают и сразу дают материал для их ликвидации.
На мой взгляд, рутинную работу (проверить правописание, формулу) можно отдать компьютеру совершенно спокойно. Зачем преподавателю тратить на это время?
— Мне кажется, что «цифра» учителям часто навязывается. Маркетологи говорят, что, продавая, надо бить в боль покупателя. А вы говорите: «Критическое мышление будет развивать». Любой педагог в ответ скажет, что критическое мышление я и так на уроке в классе развиваю, у меня своя методика.
— 45 минут и 25 детей в классе есть у учителя для работы с критическим мышлением. Новый материал нужно объяснить? Нужно. Ваню, Маню спросить надо? Надо. Домашнее задание на следующий урок надо дать? Надо. Все, урок закончился, а еще домашнее задание проверить. Какое критическое мышление? Где? Когда?
По поводу навязывания. Можно вспомнить опыт Федерации интернет-образования в начале 2000-х. С какой радостью учителя ходили на курсы — очередь была. И смотрите, никто никого не гнал.
— Ну сейчас же нет такого массового проекта для всех педагогов?
— Вот это одна из проблем. Есть три категории учителей. Первая — активно работает с «цифрой», они сами кого угодно научат. По опросам Выcшей школы экономики, это 25 процентов максимум. Вторая — примерно половина — что-то умеет, чего-то не умеет. Но у нас нет курсов, которые бы помогали им в зоне ближайшего развития. Очевидно, нужны индивидуальные образовательные программы. Последняя категория — почти четверть — люди никогда не пользовались компьютерами в классе, в школе. И с ними надо работать с нуля.
Непобедимый вал отчетности
— Виктор Александрович, столько было разных попыток и в период вашей работы в министерстве победить формализм, а система по-прежнему сжирает время учителя.
— Тут знаменитая ситуация, когда у начальника должна быть информация обо всем. Вдруг начальник моего начальника спросит о чем-то, а я не в курсе. Я на всякий случай давай запрошу, лишним не будет.
Вот сейчас принят закон о воспитании. Уверен, будут заставлять писать отчеты по стадиям реализации работы. Всех.
Как с этим бороться? Запретить начальству собирать эти справки? Как? Кто это сможет проконтролировать?
Очень большая надежда на цифровые технологии. Если мы будем базы данных актуализировать автоматически, то меньше станет внезапных вопросов: «А ну-ка быстро мне справочку дай!».
— То есть победить бумажный вал невозможно? Есть же революционные способы снизить бюрократию, хотя бы и в стиле Саакашвили? Помните, он всех милиционеров-коррупционеров сажал? Может быть, есть какой-то золотой ключик, который открывает потайную дверь в светлое будущее без отчетов?
— Единственное — оцифровывать все это. Проблема в чем... Мозги же, человека не поменяешь. И в этом плане есть только эволюционный путь, путь разумности. Я знаю вузы, которые минимизировали ручное оформление отчетов за счет того, что есть централизованные архивы, они позволяют получить всю требуемую информацию. Нужно только, чтобы преподаватель, проведя занятия, потратил пять минут для заполнения простой формы по итогам.
В революционное решение не верю. Обещал это сделать и Фурсенко, и Ливанов. Васильева обещала сделать, мол, мы сократим, уменьшим. Даже приказы издавались.
— Ну вот и нынешний министр тоже обещает.
— Как это говорится, «пообещали, приходите, еще пообещаем».
— То есть вы не верите, что Кравцов решит эту проблему?
— Нет.
Кому выгодны ВПР?
Фото Вадима Мелешко.
— Сергей Сергеевич же был вашим помощником, потом сменил на посту руководителя Рособрнадзора. Те же ВПР, которые сегодня в зоне бесконечной критики учителей, не помню, при вас запускались?
— При мне только ЕГЭ. Но я был и остаюсь категорическим противником всероссийских проверочных работ. Я не понимаю их предназначения. С одной стороны, это экзамен с высокими ставками, потому что двойка за ВПР — это наказание ребенка. Как ни борется Кравцов с этим, зачастую результаты ВПР используются и для наказания учителя, и школы — слишком много прецедентов, когда за плохие результаты проверочных работ даже директоров увольняют. С другой стороны, если говорить о ВПР как о диагностике успеваемости детей, то что с ней в итоге делать и кто с этой диагностикой будет работать?
— ...То есть можно сказать, что вы со своим бывшим помощником сейчас по разные стороны?
— Нет, так нельзя говорить! Сергей Сергеевич — самостоятельный политик достаточно давно, сам принимает решения. Когда работал моим помощником, тоже нередко со мной дискутировал и не все мои идеи поддерживал, и я не все его идеи поддерживаю. Если говорить про ЕГЭ, то Кравцов с командой вытащил его из очень большой дыры. Ему удалось поднять доверие к результатам экзаменов.
— А что еще вам нравится или не нравится из того, что делается или планирует делать сегодняшняя команда Минпросвещения?
— Пока намерения высказываются. Хорошие намерения, правильные в большинстве случаев. Как можно спорить с намерением? Посмотрим, какая будет практика. А намерения... Кстати, и у Васильевой были хорошие намерения, за редким исключением.
— Получается, что тут проблема не в личности, а в должности министра, на которой ни один человек не в состоянии реализовать вот эти коренные реформы?
— Любое изменение требует большого этапа апробации. Когда мы в начале 2000-х начали внедрять ЕГЭ, сначала было выбрано четыре региона, все было добровольно. В общей сложности на эксперименты ушло шесть лет.
Например, я не верю, что мы за год сможем организовать систему воспитательной работы в России. Нереально. Мы получим профанацию и имитацию, а уж имитировать наша система научилась.
Сравнения в нашу пользу
— Вы один из тех, кто внедряет в практику инструменты международных исследований. Зачем все-таки нужно сравнивать наше образование с другими странами и чем это тогда отличается от ВПР?
— Я категорический противник копировать опыт любой системы мира. У нас разные социокультурные условия. Более того, Россия по своему устройству сама очень разная. Какому-то региону, может быть, пойдет опыт Финляндии. Например, Карелии, но то, что вся Россия может использовать финскую систему — не верю.
Сингапурскую модель приводить в качестве ориентира также бессмысленно. Там образованием очень плотно занимаются вместе и родители, и школа. У нас много семей готовы ежедневно посвящать много времени обучению своих детей? Допускаю, что какая-то кавказская республика, где есть еще общинная культура, традиции, опора на мнение старейшин, может пойти по сингапурскому варианту, но в Москве и Екатеринбурге точно нет.
Представители PISA, например, всегда говорят: «Мы не для рейтингов проводим исследование, не для гонки „кто лучше, а кто хуже“. Каждая страна сама решает, что она будет использовать, а что не будет для развития образования».
Исследования дают то, что невооруженным глазом и не заметишь. Например, наши дети не умеют работать с диаграммами. Согласитесь, что визуализация данных играют огромную роль в цифровой экономике. Далее. Наши дети совершенно не владеют никаким инструментом теории вероятности. Или, если говорить про иностранные языки, у них западают коммуникативные навыки.
Мы все это узнали в сравнении. Просто чужой опыт помогает нам посмотреть на себя со стороны. Подобные исследования вытаскивают ситуацию в публичное пространство, для обсуждений и побуждения к действию. Именно такой инструмент приводит в конечном итоге к изменениям учебников, программ, методов преподавания, а в конечном итоге, образование — к успеху большинства детей.
Два сюжета с аттестацией учителей
Фото Шанинки.
— Важный вопрос — это доверие, потому что люди не верят обещаниям. Идет отторжение, они не ждут ничего хорошего.
— С одной стороны, мы хотим перемен. А с другой, подавляющее большинство от них устало. Достаточно много хороших, сильных директоров школ жалуются: «Мы боимся, что новый министр будет вводить новые правила. Мы еще старые не освоили, а нам говорят, давайте их забудем». Последний пример — попытки введения новых государственных стандартов.
Если я хочу реально что-то изменить, нужно составить план действий, который начинается с учителя, школы, затем районный уровень, региональный, федеральный. Это непростая работа. Минимальный срок в успешных проектах, которые я знаю, три года.
— Виктор Александрович, вот и с новой аттестацией учителей такая же история. Ее уже несколько лет не могут внедрить, потому что хотят быстро...
— Давайте вопрос про аттестацию разделим на два разных сюжета. Первый — как оценивать учителя? Я считаю, что оценивать его нужно только по успехам детей. Когда я оцениваю эффективность школы и учителя, то смотрю на динамику качества знаний его учеников, но не успеваемость в целом, а личную траекторию каждого ребенка. Сегодня на самом деле, кроме ОГЭ и ЕГЭ, хватает измерительных материалов, оценивающих индивидуальный прогресс. И нужно учитывать, что он тоже отличается по условиям — в спецшколе при университете и в поселковой школе нельзя ставить одну и ту же планку.
— ...Но сейчас опять говорится о единой системе аттестации.
— Я вообще считаю, что единой системы быть не может. У нас слишком неоднородная Россия и слишком разные дети. А вот общая система должна быть, мы все-таки в одном государстве живем. Общие принципы, правила, подходы. А регламенты, инструментарий оценки — вот тут надо подбирать для каждого случая отдельно.
В Вышке психометрики работают в этом направлении, разрабатывают разные измерительные материалы, которые можно адаптировать к конкретным школам. Ряд регионов, кстати, их уже использует.
Но давайте вернемся ко второй части сюжета про аттестацию. Я как учитель должен еще и доказать свой квалификационный разряд. Это не ситуация моих детей, а ситуация «вытягиваю или нет». И тут важный вопрос, а судьи кто?
«Директриса с завучем меня терпеть не могут, жить не дают, на аттестацию не пускают и топят все время». Много таких жалоб было. Наверняка, и сейчас есть. И наоборот: «Я работаю хорошо, у меня замечательные достижения, но меня никак на высшую категорию не пускают, потому что квот нет».
Поэтому вопрос аттестации — очень сложный, и одномоментно его не решить. Надо набирать практику. Я бы на месте Министерства просвещения и Общероссийского профсоюза образования сейчас проанализировал бы опыт по аттестации учителей в разных регионах, пообсуждал бы в публичном пространстве их плюсы и минусы. Может, Педсовет как раз помог бы в этом.
— Педсовет написал открытое письмо Сергею Кравцову с изложением принципов аттестации, как мы считаем нужным. И как раз один из принципов — это открытый диалог.
— Открытое обсуждение — правильный шаг. Пусть будет много вариантов. Я бы шёл по модели, что каждая школа имеет право вместе с педагогическим, общественным или управляющим советами выбирать свой.
