Я сказала маме: «Вы завтра в школу не приходите! Я не могу пустить Максима в класс». История неравнодушного директора

Фотографии: Pixabay. Иллюстрация: Юлия Замжицкая

Просветитель и публицист, автор telegram-канала «Учимся учить иначе» Светлана Моторина делится историей директора школы, которая не отвернулась от ребенка с ОВЗ, а помогла ему учиться. 

Меня пригласили руководить школой, которая только-только открылась. Во второй класс, укомплектованный в этом учебном году, пришел мальчик, назовем его Максим. Чтобы попасть в нашу школу, мама прописала его у бабушки.

О Максиме я узнала через два дня после начала учебного года. Ко мне пришла классный руководитель и сказала, что есть неадекватный ребенок, который кричит, матерится, обзывает ее, кидает в одноклассников и в учителей остро заточенные карандаши и стулья.

На тот момент было известно, что у Максима ОВЗ по опорно-двигательному аппарату — справку мама предъявила сразу. Ни про какие другие нарушения в документах речи не шло. Также мы знали, что до нашей школы он просидел два года в первом классе.

Мы начали исследовать ситуацию. Мама сообщила, что других диагнозов нет, и ребенку просто нужно адаптироваться. Мы связались с предыдущий школой и выяснили, что в нее Максим пришел в середине года, а до нее учился в другой. Он вел себя, как дикарь, поэтому его отправили на комиссию ПМПК и предложили коррекционный класс. Мама не соглашалась, программу ребенок не освоил, и его оставили в первом, но уже коррекционном классе. Затем мама забрала Максима, так он появился у нас.

Мы снова стали разговаривать с мамой. Узнали дополнительно, что они с отцом Максима развелись. Папа почти не занимается ребенком, редко, в самых стрессовых ситуациях, с ним общается. Мама работает парикмахером на дому — из-за сына по-другому невозможно. 

По ее мнению, Максима сломали в первой школе — до нее таким диким он не был. Там его травили дети и учителя. Во второй школе, по ее мнению, все пошло по тому же сценарию: педагоги говорили, что он необучаем, директор просила забрать документы и уйти. А в классе коррекции все стало еще хуже. В итоге, когда она узнала, что открывается новая школа, то просто сбежала из предыдущей. При этом она не рассказала про проблемы двух лет. Хотя понять ее можно — не осталось доверия к школьным сотрудникам. 

Я решила поговорить с ней лично. Сначала я начала ту же песню, которую она уже слышала в двух предыдущих школах, что ребенку не место в обычном классе, что он социально опасен. И объективно это так. Родители в новом классе Максима возмущались: он чуть не задушил девочку, кидался в окна, матерился.

Ему нельзя было учиться в обычных условиях. Это было опасно для других. Я сказала: «Вы завтра в школу не приходите! Я не могу пустить Максима в класс. Давайте искать другие варианты». И предложила домашнее обучение. 

После этого мама открылась: я предложила хоть какой-то вариант, а не просто выгнала ребенка. Она рассказала всю грустную историю о том, как Максима гнобили и иначе как дебилом и идиотом не называли. Гнобили и ее. Она прошла кучу психологов и социальных педагогов. Призналась, что понимает, что он не такой, как все, но при этом осознает, что что-то с ним надо делать, как-то надо обучать, тем более интеллект сохранен. 

Она пыталась ходить с ним в малые группы, в кружки, секции, но Максима выгнали отовсюду.

Мне так и не стало понятно, почему нет никакого диагноза, кроме ОВЗ. Максим несколько лет занимался с психологом из ПМПК. Она на протяжении всех этих лет работала с ним индивидуально. Именно она постоянно говорила и продолжает говорить маме, что к нему просто не могут найти подход. Для мамы, кажется, долгое время это был единственный человек, который давал ей надежду. 

Мы устроили комиссию, на которую пришел наш психолог и их психолог из ПМПК. Я озвучила свою позицию: я не против Максима, но надо смотреть правде в глаза — он социально опасен, а значит нам нужен какой-то нестандартный подход, чтобы учесть интересы мальчика, мамы и чтобы при этом не страдали другие дети.

Психолог ПМПК поделилась своим опытом работы с Максимом: с ним нужно разговаривать очень спокойно, он плохо принимает незнакомых людей, ему нужно больше времени на адаптацию и привыкание. Учитывая все это, отправить такого ребенка в обычный класс массовой школы, сменить несколько коллективов — это поставить его в противоположные, стрессовые для него условия. 

У нас родилась творческая идея. Домашнее обучение предполагает приход учителя к ребенку. Но я предложила приводить Максима в школу к назначенному учителю. Для него это возможность постепенно привыкнуть к школе, звонкам, другим детям. У нас в штате есть педагог-библиотекарь, которая раньше работала в классах коррекции, и она согласилась обучать Максима.

Сначала было долгое оформление, но к концу ноября он уже ходил в школу системно. Примерно через полтора месяца появились первые результаты: мальчик усваивал программу второго класса на четверки и пятерки. 

В начале у Максима были проблемы с письмом: сказывалось состояние здоровья и педагогическая запущенность — не поставили руку, к тому же он левша. Мы решили и это — вначале он печатал на компьютере, а позже стал писать. Параллельно я подключила к работе логопеда и нашего психолога, которая читала с мальчиком книги. Поначалу ему было трудно высидеть все 40 минут. Мы начали с 20 минут, а затем стали добавлять один урок, два и потихоньку расписание Максима перестало отличаться от расписания остальных второклассников. 

Мы постоянно пробуем по-разному его социализировать. Сводили на школьную новогоднюю елку — там он показывал всем средний палец и матерился. Мы поняли, что рано, и больше на школьные мероприятия его не водили. Иногда социальному педагогу-психологу из-за расписания приходилось брать Максима с собой на классные часы — это было пределом социальной интеграции, на который мы пока пошли.

Учитель Максима стала ему другом. Она уговорила его ходить в столовую, когда там нет детей, а раньше он отказывался. Она нашла для него Всероссийский конкурс рисунка для детей с ОВЗ, Максим не только поучаствовал, но и победил — их с мамой счастью не было предела!

Важно, что и мама выдохнула. Она увидела, что сына не выкидывают, наоборот, мы одна команда. Она стала больше прислушиваться к нам. Я посоветовала ей найти в том числе медикаментозное лечение. Они съездили в столицу региона, где психиатр подобрал лекарства, — до этого все городские врачи выписывали только глицин. Лекарство тоже помогло, как мне кажется, снизить градус агрессии: Максим стал реже материться, начал здороваться. Появился ли после похода к психиатру диагноз, мы не знаем, в наших документах так и стоит ОВЗ.

В конце мая в сухом остатке мы имели стабильно ходящего в школу ребенка, который выполнял домашние задания, а раньше его невозможно было усадить за уроки. Он закончил второй класс на «4» и «5», у него нет отвращения учебе, он доверяет нескольким взрослым. Посмотрим, как будет после летних каникул, но у нас оптимистичные ожидания. В планах — вводить его в малые группы, а дальше, если получится, и в класс.

Материалы по теме:

• Работа с детьми с ОВЗ возможна только в тандеме с родителями
• Ребенок с ОВЗ в школе: счастливая история сотрудничества учителя и родителей
• Ребенок с ОВЗ в классе: что делать учителю